Мигель де Унамуно, испанский писатель, философ, поэт и ученый, родившийся почти полтораста лет назад утверждает: «Любовь –  дитя иллюзии и одновременно мать разочарования».

Иронично-сентиментальный Жан-Поль, он же немецкий писатель Иоганн Пауль Фридрих Рихтер: «Любовь – история в жизни женщины и эпизод в жизни мужчины».

Блестящий драматург и писатель Уильям Сомерсет Моэм пытается добавить сарказма: «Любовь – всего-навсего скверная шутка, которую природа шутит с людьми, чтобы добиться продолжения рода». Но тут в разговор вступают романтики, и конечно же, прежде всех – французы.

Эрнест Ренан, историк и философ, вдохновенно провозглашает, что «любовь – настоящий Орфей, поднявший человечество из животного состояния». Старина Стендаль находит другое сравнение: «Любовь – восхитительный цветок, но требуется отвага, чтобы подойти к краю пропасти и сорвать его».

Экзистенциалист Альбер Камю, полагая, что в течение беседы стоит добавить чего-нибудь отрезвляющего, лаконично и просто говорит: «Любовь – это готовность стареть с другим человеком».

Платон из глубины веков утверждает: «Каждый из нас – это половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину. Таким образом, любовью называется жажда цельности и стремление к ней».

Блестящий афорист Франсуа де Ларошфуко высказывается так: «Трудно дать определение любви; о ней можно лишь сказать, что для души – это жажда властвовать, для ума – внутреннее сродство, а для тела – скрытое и утонченное желание обладать... тем, что любишь».

Вслед за ним слово берет Гегель: «Истинная сущность любви состоит в том, чтобы отказаться от сознания самого себя, забыть себя в другом «я» и, однако, в этом же исчезновении и забвении впервые обрести самого себя и обладать самим собою».

А точку в обсуждении вопроса ставит философ и психолог Эрих Фромм: «Любовь – это единственный разумный и удовлетворительный ответ на вопрос о смысле человеческого существования».

Математик, юрист, дипломат и философ Готфрид Вильгельм Лейбниц из далекого XVIII века передает альтруистический завет: «Любить – это находить в счастье другого свое собственное счастье».

Француз Бернар Грассе считает, что это значит перестать сравнивать.

Его соотечественник Антуан де Сент-Экзюпери – что смотреть в одном направлении, а не друг на друга.

Лев Толстой – что жить жизнью того, кого любишь.

Леонардо Феличе Бускалья: «Любовь подобна зеркалу. Когда вы любите другого человека, вы становитесь его зеркалом, а он – вашим».

Как только речь заходит о времени, беседа норовит перейти в диспут. Михаил Эпштейн выражает уверенность в том, что любовь – это настолько долгое занятие, для которого одна жизнь – ничтожна мала… это готовность провести вдвоем вечность».

А творческий коллектив, известный под именем Козьмы Пруткова, язвительно ответствует: «Пробка шампанского, с шумом взлетевшая и столь же мгновенно ниспадающая, – вот изрядная картина любви».

Оскар Уайльд предлагает другое сравнение: «Между капризом и «вечной любовью» разница только та, что каприз длится несколько дольше». Та-ак, еще один скептик.

Зато Архимед с жестом, характерным для античных ораторов, тут же веско предлагает воспользоваться математической моделью: «Любовь – теорема, которую каждый день надо доказывать!».

Оноре де Бальзак, полагая завершить дебаты, подводящим итоги тоном заявляет: «Любовь – единственная страсть, не признающая ни прошлого, ни будущего».

Но еще не рассмотрен вопрос о разлуке. Свое мнение на сей счет высказывает Михаил Юрьевич Лермонтов: «Любовь, как огонь, без пищи гаснет».

Ему сразу же возражает Александр Иванович Куприн. Он тоже прибегает к огненному сравнению, но утверждает другое: «Разлука для любви – то же, что ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает еще сильнее».

И Джебран Калил вторит ему: «Вечно было так, что глубина любви познается лишь в час разлуки».